Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

- их смертельная конкуренция - побуждала их совершенствовать свой военный и административный потенциал, и что Османская империя и Китай в конечном итоге пострадали от своих прежних успехов. Никто в начале XVIII века этого не знал. Зато они знали, что живут в мире империй, и каждая из них - от Китая до Португалии - стремится построить и удержать власть, используя имеющиеся в ее распоряжении материальные и воображаемые средства.

В этих условиях империям, как всегда, приходилось работать с посредниками, играть в политику различий, жонглировать инкорпорацией и дифференциацией. В Азии европейские империи были вынуждены, хотели они того или нет, взаимодействовать с различными местными силами - от императоров Великих Моголов до местных торговцев, производителей и кредиторов. То, что иногда они уничтожали целые общины - как это делали голландцы, пытаясь получить монополию на пряности, - не обязательно делало систему более эффективной. Затраты на принуждение были высоки. Преднамеренные и непреднамеренные разрушения колонизации Северной и Южной Америки поставили испанских правителей перед проблемой дефицита рабочей силы, но пространство империи предлагало решения и таких самосозданных проблем - импорт еще одного вида рабочей силы, в данном случае африканских рабов, с одного континента на другой.

Если бы какая-нибудь претендующая на власть держава - от Португалии до Англии и Моголов - попыталась играть по правилам "свободных" рынков, думая, что сможет избежать расходов и тягот управления империей, она бы быстро была оттеснена на второй план или устранена со сцены. Таким образом, рассказывая историю "экономического развития" или "подъема Запада", мы не сможем далеко продвинуться.

Не подходят и теории "суверенитета", которые рассматривают государство абстрактно, не фокусируясь на том, как государства в их реальном существовании сдерживали друг друга, мобилизуя ресурсы различных групп населения и территорий. Некоторые ученые проводят четкое различие между премодернистской политикой, в которой главное - не территория, а личная преданность монарху (возможно, через иерархию лордов и магнатов), и политикой, в которой государство определяется как ограниченная территория. Период, который мы рассматриваем в этой главе, является главным кандидатом на такой переход. Но вместо того чтобы делить мир на эпохи, мы должны признать, что альтернативные концепции территориальности и суверенной власти сосуществовали, обсуждались и боролись. Мы не должны принимать притязания политического актора на территорию или утверждение политическим мыслителем территориального принципа за определение эпохи или за характеристику перехода в политических практиках.

Наиболее значительные изменения с XVI по XVIII век произошли не в глубине контроля правителей над той или иной территорией, а в масштабах пространства, на котором осуществлялась власть. В Северной и Южной Америке короли Португалии и Испании создали аппарат прямого монархического контроля над территорией и торговлей, который они не смогли создать у себя дома. Военно-фискальное государство, сформировавшееся в Англии к началу XVIII века, было мотивировано и поддерживалось заморскими авантюрами государства. Соперничество Англии с испанской, голландской и французской империями от Атлантики до Индийского океана означало, что многое из того, что должно было делать государство (свидетели Навигационных законов), было направлено на то, чтобы Англия была в центре разрозненных экономических процессов, от морских путей по всему миру до сахарных плантаций в Америке и торговых форпостов в Индии. Французское государство при Людовике XIV как никто другой приблизилось к созданию жестко связанного режима внутри страны, отчасти благодаря относительно компактной территории - теперь ее называют "шестиугольником", - которой пыталась управлять монархия. Однако Франция тоже вела себя как империя среди империй, имела свои заморские приключения и конфликты, играла в династическую политику с соседями и зависела от родовых отношений с региональными элитами, а значит, была менее абсолютной, чем предполагает обозначение "абсолютистская монархия".

Европейским государствам пришлось изменить свою конфигурацию в контексте глобальной империи, но масштабы перемен внутри самой Европы можно легко преувеличить. Вестфальский договор (1648) часто называют началом нового режима, ознаменовавшего принятие ведущими европейскими державами принципа территориального суверенитета, взаимно признанного, каждого государства. Однако этот договор был менее новаторским и менее масштабным. В Вестфалии европейские державы (император Священной Римской империи, князья этого королевства, короли Франции и Швеции) попытались положить конец длительному периоду религиозных и династических конфликтов, известных как Тридцатилетняя война в Германии или Восьмидесятилетняя война между габсбургской Испанией и Нидерландами. Голландцы получили независимость, но уже изобретали другой вид суверенитета в Ост-Индии. Договор признавал суверенитет около трехсот князей на территориях Священной Римской империи, но империя еще 158 лет оставалась всеобъемлющим политическим образованием, где-то между конфедерацией и империей. Швеции и Франции были выделены новые территории, не обязательно говорящие на одном языке или имеющие какую-либо лояльность к государству.

Страны, подписавшие договор, не были ни очень национальными, ни четко ограниченными; в течение последующих трех столетий они преследовали и подвергались имперским амбициям. Еще долго после 1648 года сохранялись самые разные и неэквивалентные формы государства: сильные монархии, как во Франции и Испании, голландская торговая республика, польская аристократическая республика, швейцарская конфедерация, итальянские купеческие республики. В Европе сохранялись папы, императоры, короли, герцоги, графы, епископы, городские администрации и землевладельцы. Императоры взаимодействовали друг с другом, воевали или передавали друг другу составные части своих владений, как и раньше. Франция, как правило, была соперницей Англии, но иногда и ее союзницей в борьбе с Соединенными провинциями. Поддержка Нидерландов помогла одной фракции вытеснить другую в ходе гражданской войны в Англии в 1688-89 годах. Новая династическая комбинация возникла в 1700 году (несмотря на попытки Великобритании предотвратить ее), когда Бурбоны, происходящие из рода королей Франции, стали королями Испании.

Вестфальский договор должен был способствовать религиозной терпимости между католиками, лютеранами и кальвинистами и ограничить возможность князей путем собственного обращения пытаться изменить религиозную принадлежность "своих" территорий. Но религиозные распри не прекращались, и территориальный принцип суверенитета не был ни новым в 1648 году, ни соблюдаемым впоследствии. Многоуровневый суверенитет императора над королем над принцем оставался жизнеспособным европейским вариантом и в XIX веке, а в XX, как мы увидим, были изобретены новые формы многоуровневого суверенитета. Идея "вестфальского суверенитета" - мира ограниченных и унитарных государств, взаимодействующих с другими эквивалентными государствами, - имеет больше отношения к 1948 году, чем к 1648-му (глава 13).

Взаимодействие между неравными, составными и нестабильными империями подталкивало к нововведениям в дипломатии и праве. Как мы уже видели (глава 5), османы предлагали общинам иностранцев право управляться по собственным правилам и настаивали на защите послов и посольств в других странах. В то время как VOC и EIC боролись друг с другом, Гуго Гроций создал свой трактат "Свобода морей" (1609), заимствуя морские традиции - море как открытая магистраль Индийского океана. Но в